Свои деньги мы, конечно, полностью истратили. Мы их проели, а потом оказалось, что нечем платить за проезд обратно. Мы молились, чтобы не наткнуться на контролера, - иначе все выплывет наружу, и тогда нам не избежать наказания от родителей за воровство.

Последний день мы провели, пробравшись в местную среднюю школу. Расчет был такой: войти, смешаться с учениками, пообщаться с ним, сделав вид, что мы из одного класса, поболтаться по кафетерию и так далее в том же духе. Школьные ворота были закрыты, но кто угодно мог пройти внутрь, и нас даже не спрашивали, откуда мы.

Наша банда сачковала со вторника до пятницы; в понедельник нужно было возвращаться в школу или, по крайней мере, просто вернуться домой. Я же позволила себе ещё одно утро полного одиночества. Мне это было необходимо, потому что я обычно никогда не оставалась одна. То тихое утро, проведенное в размышлениях о разном, было очень важно для меня, поскольку я знала, что мне предстоит.

Все эти четыре дня, уезжая утром, я снимала телефонную трубку с рычага и клала ее на место перед тем, как приходил домой отец. Если со школы все это время не могли связаться с моими родителями по телефону, то этим утром должно было прийти письмо. Я любовалась рекой, травой и росой, смаковала каждую минуту тех последних нескольких вырванных часов свободы, которая потом мне дорого обошлась.

В полдень настало время держать ответ. Я опоздала, но мне хотелось выглядеть спокойной, когда я подходила к школьным воротам. Меня за волосы втащили в кабинет и с позволения моего же отца влепили в наказание пощечины, а потом дома, как и было обещано, я получила ещё. Отец хлестал меня по щекам, лупил и стегал всем, что только попадалось под руку. Он избивал мое онемевшее тело. Отец мог переломать хоть все мои кости, пока окончательно не вышиб бы из меня дух - мне было все равно. Ни ему, ни матери было не понять моего ужасного состояния - мое молчание даже саму меня сводило с ума. Во всем всегда была виновата я. Мне хотелось, чтобы отец позаботился обо мне, расспросил, попытался понять, из-за чего я расстроилась, и успокоил.

Он же лишь избил меня, и я заперлась в ванной, желая проглотить все, что смогла стащить из медпункта. Я отключилась, а назавтра, все ещё живая, практически в коматозном состоянии, шатаясь, поплелась в школу. Но в классе я все-таки потеряла сознание, и мне вызвали "скорую". Я очутилась на больничной койке, и все во мне кипело гневом. Я ненавидела весь мир, ненавидела отца и Бога.

Отца рядом не было, Бог не отвечал, зато мне прислали психолога, который сказал: "Лейла, давай немного поговорим."

Абсолютный внутренний барьер. Я почувствовала себя ещё более одинокой. Мне не нужен был психолог. Мне нужен мой отец. Это он должен был стоять сейчас рядом со мной и спрашивать: "Что произошло? Зачем? Ты несчастлива? Расскажи, что тебя беспокоит. Расскажи мне обо всем, я защищу тебя. Ты моя дочь, я люблю тебя." Его голос я хотела слышать, а не твердый, профессионально сочувственный тон специалиста по мозгам, говорящего: "Тебя не отпустят домой, пока мы не поговорим. Я здесь, чтобы выслушать тебя"

Поначалу я только стискивала зубы, но на следующий день, не желая больше оставаться там, я состряпала незатейливую историю, признавшись, что чувствовала себя несколько подавленной, но сейчас уже все позади, и я в порядке. Отец не пришел навестить меня.

Психолог клюнул. Он сказал моим родителям, что у меня просто кризис переходного возраста. Три дня в голове царила сумятица, я была прикована к кровати, обиженная на всех и на себя в том числе - я даже не знала, как умереть, чтобы, наконец, освободиться. Я поняла, что никогда не смогу говорить о своем глубоком чувстве вины, о том, что я приговорена навечно быть узницей. Я предпочитала фиглярничать перед друзьями. Я была профи по части превращения унизительных семейных сцен в занимательное театральное представление - к таким увеселениям у меня был талант. Я и сейчас от случая к случаю веду себя как печальный клоун, обреченный смешить публику, чтобы отчаяние не просочилось наружу. Все остальное я тщательно скрываю в себе.

В тот день, когда у меня впервые начались месячные, мне было очень страшно, ведь ни моя мать, ни какая-либо другая женщина никогда не говорили со мной об этом. Так что однажды утром я просто проснулась и чуть не умерла от осознания катастрофы. "Меня убьют! Меня убьют! Мама решит, что ко мне кто-то прикасался там!" Неужели моя девственность могла просто так взять и исчезнуть, без предупреждения?

Ты всех задерживаешь, - ворчала мать из-за двери ванной. - Поторапливайся!

М-м-м, э-э... - замялась я.

Открывай дверь!

Нет! Я не могу! Не могу!

Никто из девчонок в школе никогда не говорил на подобные темы. Будь у меня старшая сестра, она наверняка рассказала бы мне об этом, но в тот момент меня просто охватила паника. В конце концов, мать все же вошла в ванную, открыв дверь маленькой ложечкой, а потом расхохоталась, но от этого мне почему-то не стало легче.

Ничего страшного не случилось. Я дам тебе все, что нужно... Теперь, девочка моя, тебе нужно быть внимательнее. У тебя будет такое каждый месяц. Тут уж ничего не поделаешь.

По какому ещё поводу мне нужно быть внимательнее?!

Позднее, на уроке биологии, учитель рассказывал о том, как устроено человеческое тело, и тогда я поняла, что со мной происходило. Однако после материных слов только две вещи засели в моем сознании: "каждый месяц" и "внимательнее".

Конечно же, отец был немедленно оповещен - таков был заведенный порядок для дочери, за которой нужен глаз да глаз. Разговор немногим отличался от всех остальных.

Осторожнее с соседями! Предупреждаю тебя!...

Ну что еще, не волнуйся, я ничего не сделала!

Если выданная замуж дочь не будет невинной, клеймо позора ляжет на всю семью, так что поосторожнее!

Ни у кого из нас в квартире не было собственной комнаты. В каждую было втиснуто по три-четыре человека. Я не могла допустить, чтобы мужская половина семьи хоть раз наткнулись на мои прокладки. Когда мне понадобился бюстгальтер, я не могла просто сказать: "Мама, я уже достаточно взрослая, чтобы носить лифчик". Не думаю, что ей самой приходила в голову такая мысль. Не уверена даже, что она сама их когда-нибудь надевала.

К тому времени, когда возникла необходимость самой справляться с возникшими женскими проблемами, я уже окончательно превратилась в пацанку, которая умела драться лучше, чем подбирать подходящее для своего возраста нижнее белье.

Моя подруга, белая француженка, отдавала мне свои старые лифчики. Я увязла в средневековье, живя в 1990-х годах во Франции, - в отличие от других девушек, чьи родители не были похожи на моих ни в общественном, ни в культурном плане.

Мало-помалу я узнавала о собственных корнях, проводя каникулы в глубине Северной Африки. Но эти поездки только ещё больше сбивали меня с толку, вместо того чтобы помочь в самоопределении. В младшем возрасте я не раз спрашивала себя: кто я - берберка или арабка?

Моя мать - арабка, отец - бербер, а я - француженка. Что выбрать? Я ощущала себя скорее арабкой - по той простой причине, что отец учил нас говорить только по-арабски. И все-таки по-французски я говорю легче, чем по-арабски, поскольку родилась во Франции и учила этот язык в школе. Мне, впрочем, также приятно осознавать себя берберкой, потому что женщинам там, несмотря на их покорность мужчинам, дано больше свободы. На праздниках и свадьбах они танцуют с мужчинами, их не заставляют покрывать голову платком, и в обществе к ним больше уважения.

Моя мать ходила в школу до восьми или девяти лет. Потом ее мать решила оставлять дочку дома, потому что та становилось слишком красивой, чтобы свободно гулять по горной деревушке. Моя мать училась быть примерной хозяйкой; ей было запрещено покидать дом даже на семейные праздники. Нельзя было ни с кем заговаривать и даже просто брать воду из колодца. Уже когда ей исполнилось восемь или девять лет, мужчины начали свататься к ней. Когда мать рассказала об этом, я даже поверить не могла в то, что такое вообще возможно. Она и не мечтала о другой жизни - вне стен собственного дома.

СМИ утверждают, что ежегодно в мире заключается 26 миллионов договорных браков, и 80% из них завершаются хеппи-эндом. При этом никто не конкретизирует, что именно имеется в виду — вынужденное согласие невесты на брак с мужчиной, которого она видит впервые в жизни, или бегство из дома жениха и непременный скандал. Мы собрали несколько историй разных девушек, которые отдали замуж насильно или пытались это сделать. А кто из них счастливее, решайте сами.

Патимат, 27 лет, Махачкала: «Диплом мне теперь ни к чему!»

Журналист Хава Хасмагарова поговорила с кавказскими женщинами, которые были вынуждены вступать в брак не по свой воле.

Я вышла замуж в двадцать один год. До этого изучала испанский и английский языки, планировала получить красный диплом и мечтала жить в Испании. О замужестве вообще не думала и даже не знала, что родители уже договорились с семьёй моего будущего супруга.

Однажды в июне я пришла домой после занятий с репетитором . Мама спросила, какие у меня планы, я ответила, что мне надо выучить новый материал. Она сказала: «Хорошо, как закончишь, пройдись по свадебным салонам, выбери себе платье». И тут я узнала, что в августе выхожу замуж. Первые минут пять я молчала, была в шоке, потом у меня началась истерика. Я кричала, не верила, переспрашивала, думала, что, может, я неправильно поняла и свадьба через год.

Мужа до свадьбы не видела . Оказалось, что старше меня на девять лет, неплохой человек, обычный мужчина. Он не богатый, подумать, что родители польстились на деньги семьи мужа, я не могу.

Я вначале обижалась на маму . Не понимала, как она могла так со мной поступить, ведь её знают все наши знакомые и родственники как женщину современных взглядов, которая мне никогда ничего не запрещала, оплачивала репетиторов. Через какое-то время я впала в апатию и мне стало уже всё безразлично, я не сопротивлялась, не пыталась бороться.

У нас уже двое детей. Я стала обычной дагестанской домохозяйкой, сижу с детьми и вся погрузилась в семью. Замуж я вышла на четвертом курсе, на пятом была уже беременна - сессии, конечно, я закрыла, сдала все выпускные экзамены, но сам диплом получать не стала. Он мне теперь ни к чему.

Алиса, 22 года, Санкт-Петербург: «Прислуга у нас уже есть!»

Историю петербурженки ливанского происхождения рассказал портал Life.ru

Моя мама — русская, папа — ливанец. Когда они разводились, суд оставил брата с папой, а меня — с мамой. Я жила до 14 лет с мамой в Санкт-Петербурге: училась, гуляла с друзьями, занималась танцами, волейболом, атлетикой.

Мама мало мной занималась. Она спросила, хочу ли я поехать в Ливан. Здесь у меня была скромная семья, а у папы — три кафе, хорошее материальное положение, поэтому провести каникулы у него в Ливане, где солнце и море, я очень хотела. Мама с папой подписали бумаги о том, что я буду жить в Ливане год.

В семье отца мне запрещали даже выходить на улицу – только в сопровождении брата. Когда мачеха родила, я занималась всем домом. До десяти утра должна была быть убрана вся квартира. К двенадцати часам должен был быть готов завтрак на всю семью. Однажды мачеха спросила папу: «Может, заведем прислугу?». А папа ответил ей: «Зачем нам заводить прислугу, если у нас есть своя белая прислуга?»

Однажды я сидела дома, забежала моя младшая сестра и говорит: «К тебе сейчас придет жених!» После чего подходит папа и говорит: «Оденься нормально, ко мне придет друг. Свари кофе, вынеси фрукты, посиди с нами, это знак уважения моему другу!» Пришел мужчина, смотрел на меня, я сделала все, как сказал папа. В течение двух недель он приходил к нам каждый день. Спустя три недели папа сообщил, что это мой будущий муж и через неделю у меня помолвка.

Через год мы поженились. Мне было 16 лет, а ему 32. Свадьба была очень пышная и красивая. Но в тот момент, когда на меня надевали свадебное платье, я поняла, что вот сегодня тот день, когда все рухнуло. И когда мы танцевали медленный танец, я не выдержала и зарыдала.

Для меня ночь после свадьбы была кошмаром. Я тогда считала себя ребенком, передо мной был мужчина на 16 лет старше меня, и я должна была делать то, чего я не хотела. И самое ужасное, что на утро после первой брачной ночи пришли все родственники, чтобы проверить, что все произошло и что я действительно была невинна. Папа все время меня упрекал и не доверял мне. Для него был очень выгоден этот брак с материальной точки зрения — у моего мужа была сеть магазинов.

Когда я звонила папе, говорила ему, что муж толкает меня, пинает, что он сбросил меня с кровати, он отвечал: «Ты врешь, ты такая же врунья, как твоя мать!» Хотя я даже показывала ему синяки. Однажды муж пришел домой и увидел, что у меня накрашены губы, стал спрашивать где я была, с кем я виделась, перевернул всю еду на столе, стал упрекать, что через меня прошла тысяча мужчин. Тогда впервые я позволила себе ему ответить. Я сказала ему, что ему должно быть стыдно, потому что он знает, что он мой первый и единственный мужчина. У меня началась жуткая депрессия, я похудела до 40 кг.

Я накопила денег на билет в Санкт-Петербург и все продумала. Попросила у мужа разрешения поехать на три дня к маме, сказала, что очень соскучилась. Он на мой день рождения сделал мне подарок. Я собрала все вещи, все свое золото, все ценное. В тот день, когда я села в самолет, это были непередаваемые ощущения. Я понимала, что я больше никогда не вернусь в эту страну.

Отец сказал мне, что либо я возвращаюсь, и тогда он разводит меня с мужем, покупает мне квартиру, машину. Либо я остаюсь здесь, и от меня отказывается вся семья. «И даже если ты будешь умирать, я не помогу тебе. Я запросто могу тебя сейчас просто убить и мне не будет стыдно», — сказал мне он. Конечно, я не уехала с ним. Муж там через две недели женился, уже через месяц его новая жена забеременела.

Айнура, 41 год, Бишкек: «Из машины выскочили два парня и затолкали меня в авто!»

Существует подобный обычай и в Кыргызстане. По данным правозащитников, в республике ежегодно крадут 12 тысяч девушек для принуждения их к браку. Такой обычай называется «ала качуу» , что в переводе с кыргызского означает «хватай и беги».

Я родилась и выросла во Фрунзе (нынешний Бишкек). Конечно, я слышала про то, что невест воруют. Но думала, что так бывает или в фильме «Кавказская пленница», или в дальних-дальних аулах. Мне и в голову не приходило, что украсть могут меня.

Я не люблю вспоминать ту историю. Мне было 19 лет, я шла из университета. Обычно меня встречал мой парень Даурен, но за неделю до того мы поссорились. Возле меня остановилась машина, и какой-то совершенно незнакомый парень предложил подвезти. Я, естественно, отказалась. Машина медленно ехала рядом. Повторяю, я не думала, что меня могут украсть, и совершенно не встревожилась — тем более что был день, много людей вокруг. Но когда я завернула в свой переулок, из машины выскочили два парня, схватили меня и затолкали в авто. Я кричала, кусалась и ничего не могла понять.

Меня привезли в огромный загородный дом, где были какие-то пожилые женщины. Они надели на меня платок и сказали, что я сосватана, показав «жениха». Им оказался дальний родственник приятелей моих родителей. Мы познакомились на каком-то празднике, причем я его совсем не запомнила, а вот он, оказывается, «влюбился».

Меня не насиловали, не били, не оскорбляли, просто заперли на втором этаже. Я дождалась, пока наступит ночь и все в доме уснут. Связала простыни и по ним спустилась из окна второго этажа. А потом побежала куда глаза глядят. К счастью, меня увезли не очень далеко от города. Так что домой я добралась часа через три…

Позвонила в дверь собственной квартиры, мне открыла мама… И вот тут-то началось самое ужасное. Мама велела мне возвращаться обратно. Что меня украли, я провела ночь в доме «жениха» и теперь опозорена, поэтому замуж меня больше никто не позовет. А эта семья очень обеспеченная, и парень, мол, хороший, и что мне еще, дуре, надо.

Я развернулась и ушла, позвонила подруге и все объяснила. За мной приехал ее отец и отвез меня к себе домой. Оттуда я позвонила своему Даурену. Он тут же приехал, позвонил моей маме и сказал, что женится на мне. Родственники Даурена — современные люди, и никто ни разу не упрекнул меня. Сейчас у нас с Дауреном трое детей. К счастью, все сыновья. И мне не надо переживать, что кто-то украдет мою дочь.

Марина, 35 лет, Москва: «Меня кинули практически под ноги родителям!»

И снова истории, записанные Хавой Хасмагаровой.

Я из Буйнакска, но в вуз поступила в Махачкале. Встретила молодого человека, мы встречались, об этом знали только мои двоюродные сёстры. Мы уже говорили о свадьбе, хотя он был даргинец, а я лезгинка, но нам это не мешало.

О наших отношениях узнал мой дядя. Он приехал со своими сыновьями, и они избили меня за неподобающее, по их мнению, поведение. У меня был сломан нос, пара рёбер, голова. Когда они закончили меня бить, я лежала без сил на полу, на ковре. Они просто завернули меня в этот ковёр, положили в машину и отвезли домой. Там кинули меня практически под ноги родителям.

Никакой медицинской помощи мне не оказали, вместо этого случился скандал, все кричали. Меня заперли дома, не выпускали никуда. Я пыталась вскрыть себе вены жестяной крышкой от лимонада, который мне принесли, после этого меня не оставляли одну. Месяц я так прожила - за это время, оказывается, мне нашли жениха. Мама начала мне говорить, что я опозорила семью, что мой брат не сможет смотреть людям в глаза, а на моей сестре никто не женится, и единственный способ всё исправить - это брак. Я начала в это верить сама.

Муж был простой человек из маленького городка, он хорошо ко мне относился, чего я не могу сказать о его матери. Она всячески меня унижала, оскорбляла, поручала мне самую сложную и грязную работу. Так я прожила два года.

В конце концов я решила бежать. Из дома вышла в старой одежде, в которой ходила дома, накинула сверху пальто, сказала свекрови, что иду в магазин. У меня было немного денег, которые я припрятала, паспорт я спрятала в лифчик и пошла на автостанцию. Оттуда я уехала в Ставропольский край, где позвонила своей старой подруге и попросила её купить мне билет на самолёт в Москву. Жила у подруги первое время, потом нашла работу. постепенно встала на ноги.

Связь с семьёй я не поддерживаю, потому что моя мать запретила моим родным со мной общаться. Она считает, что я опозорила семью и что пути обратно мне нет. Единственный человек, который со мной общается, - моя младшая сестра. Если честно, я не переживаю по этому поводу. Вообще не хочу вспоминать о своём прошлом, мысли поехать в Дагестан у меня не возникает. Не хочу даже думать об этом.

Зара, 50 лет, Грозный: «Отец жалел, что отдал меня насильно!»

Когда я была подростком, решила для себя, что выйду замуж за того, кого мне выберет отец. Потому что моя сестра была замужем несколько раз, каждый раз по любви, но отношения не складывались. Я решила, что выйти по воле отца будет лучше. Но в реальности всё оказалось иначе.

Я встречалась с молодым человеком на тот момент уже два года. Моя мама знала об этом, знала его семью, потому что отец того парня дружил с моим отцом. В один вечер ко мне подошла мама и сказала, что я выхожу замуж за другого человека. Оказалось, что мой отец дал слово другому своему другу, что выдаст меня замуж за его сына. Отец на тему моей личной жизни со мной не разговаривал, ни один отец не разговаривает со своими дочерьми об этом.

Мой молодой человек, когда узнал, что меня собираются отдать замуж за другого, пришёл ко мне на работу с друзьями, чтобы украсть меня. Тогда я работала в магазине. Я сказала ему, что если они меня сейчас украдут, я ни за что не скажу своим родственникам, что хотела за него замуж. Потому что, когда девушку крадут замуж, подключаются все родственники, это может вызвать скандал и даже вражду. Я попросила его дать мне возможность уговорить своего отца и решить этот вопрос мирно. Я действительно думала, что мне удастся переубедить своего отца. Я наделялась, что мать сможет на него повлиять, что она скажет, что я встречаюсь с тем-то и отец разрешит выйти за него. Но он сказал: «Я уже дал слово». Назад хода не было.

Когда я пришла домой с работы, моя семья и семья будущего мужа уже знали о том, что меня хотели украсть, и на работу меня больше не пустили. Отец запретил меня вообще выпускать из дома до свадьбы. Свадьбу начали готовить ускоренными темпами, и на третий день после того случая я вышла замуж. Платье свадебное, приданое - всё покупали за три дня, потому что я замуж не собиралась, не приобретала ничего заранее.

В день, когда пришли официально меня сватать родственники будущего мужа, я закрылась в своей комнате, не открывала никому дверь. Моя сестра постучалась, сказала что пришёл парень, с которым я встречалась. Я вышла на улицу, там действительно был он. Он пожелал мне счастья в замужестве, попрощался и ушёл.

После того как я поняла, что я всё же выйду замуж за того, кому отец мой дал слово, мне было уже безразлично. Выбора у меня не было. Я знаю, что мой отец потом жалел, что отдал меня насильно. Может, даже больше, чем я. Он считал, что не надо было этого делать, говорил, что ему жаль меня из-за того, как он поступил со мной. Плюс он знал, что свекровь у меня была сложный человек.

Замужем мне было уже не до переживаний, потому что у семьи мужа был большой дом, и я сразу погрузилась в хлопоты. Потом дети пошли. Привыкаешь уже через какое-то время. Мысли уйти не возникает, особенно когда уже дети рождаются. Живёшь ради детей.

Мой отец отслужил в свое время в армии, в ВДВ, крепкий, сильный, умный и мужественный мужчина, настоящий хозяин. В армии он очень крепко сдружился с сослуживцем, они оказались из одного города, так еще и их отцы оказались знакомы, работали когда-то вместе. Однажды этот друг даже спас моему отцу жизнь - что-то они там грузили, груз сорвался и летел прямо на отца, друг успел его дернуть в другую сторону и отец не пострадал.

Они вместе демобилизовались и продолжали дружить, и хотя у каждого было свое дело, они были тесно связаны - отец занялся строительным бизнесом, а его друг торговал строительными материалами. Дружили они семьями - сначала женился друг, у него родился сын, потом дочь, позже женился мой отец, я у него одна. Родители отдыхали вместе, дети конечно же тоже. Правда дети у него были очень балованные, особенно сын, мог ударить сестру, устроить истерику на пустом месте. Его мама бегала вокруг него и сдувала пыль - наследника растила. Таким он и вырос - инфантильным, истеричным, каким-то нескладным, худощавым парнем, с вечно висящими-лоснящимися волосами.

Надо отметить, что папин друг всегда меня ставил в пример - я хорошо училась, окончила институт, стала архитектором, да и послушная всегда была, папа строгий, но справедливый всегда держал руку на пульсе.

И вот как-то, как гром среди ясного неба, собрались наши семьи на день рождения этого друга. Мужчины выпили, тосты там и все такое. Мой отец сказал, что ему повезло с таким другом и что он все сделает для своего друга, на что друг неожиданно сказал - выдай свою дочь за моего сына, она такая умная и рассудительная, может моего оболтуса до ума доведет. И отец, на радостях, или из-за уважения перед другом, может еще и потому что выпил - согласился почти не думая. И все обрадовались, начали обдумывать как будет хорошо объединить семьи по-родственному, а не только по-дружбе, какую сделают свадьбу, квартиру нам справят большую, а то и дом сразу. В общем планов посыпалось миллион..

А я как представила себе в мужьях этого патлатого истеричного инфантила, так сразу и упало все. Дальше было много разговоров с отцом - он остался непреклонен, как и мама - они уже все погрузились в мечты о свадьбе и все такое. Я не хочу расстраивать родителей ни под каким предлогом - они слишком много мне дали и пытаюсь найти в ситуации хорошую сторону - может быть мне смириться, выйти замуж и просто жить своей жизнью. Если дом родители обещали, то у каждого будет своя комната и можно вообще не встречаться.

Или отказаться, подставить отца, разрушить дружбу и планы об объединении семьи, лишиться отцовской любви и поддержки и, быть может, прожить жизнь в одиночестве. Не знаю что делать!

(Пользователь JafinaLoL)

Ясмин Кениг удалось то, что не смогли сделать многие девочки-подростки арабского происхождения. Ее выдали замуж несовершеннолетней, но она сумела убежать из Палестины назад в США и обрести новую семью, свободу и новое будущее.

Мне было шесть лет, когда две мои старшие сестры неожиданно уехали «в гости к родственникам» в Палестину. Так мне сказали родители. Я родилась в Чикаго, а мои мама и папа — в Иерусалиме. Мой отец погиб, когда его автозаправку ограбили, мне было 4 месяца. Тогда мама переехала со мной и сестрами в подвал бабушкиного дома.

Слишком взрослая, чтобы носить джинсы

Наша мама не растила нас в каких-то очень строгих религиозных принципах. Мы не носили хиджаб, кроме как в мечеть, которую посещали на праздники. Да, мы одевали вещи с длинными рукавами и юбки за колено. Моей сестре было 13 лет и она стала фанаткой Ашера, купила плакат, на котором он был с голым торсом и повесила у нас в комнате. Однажды его увидела бабушка. Она сорвала его со стены и изорвала в куски. Она была в ярости. Через год обе мои сестры уехали в Палестину. Я осталась одна. Я очень скучала по ним, ведь единственное время, которое я могла проводить с друзьями, было время, проведенное в школе. Когда я заканчивала средние классы школы, нам организовали турпоездку и никто из моих одноклассников не одел бы туда школьную форму. Я сказала об этом маме и она купила мне три пары джинсов-skinny. Но после выпускного, когда я готовилась продолжить учебу в старших классах, я застала маму и бабушку за разрезанием джинсов на мелкие лоскутки. Они сказали: «Ты уже слишком взрослая, чтобы носить такое!». У меня остались длинные платья и одни мешковатые штаны, которые я ненавидела.

Школа отменяется, о парне не может быть и речи

Я ждала, когда же мама запишет меня в старшую школу. Я даже сама принесла ей несколько информационных материалов. Прошел июль, август. «Чуть позже запишу, но только в школу для девочек», — говорила мама. Но в сентябре все мои друзья пошли в школу, а я нет. Я могла общаться с ними только в Facebook, где у меня был аккаунт с вымышленным именем, чтобы мои родственники не вычислили меня. Я сказала, что меня не записали в школу, мои друзья ответили, что я имею право продолжить обучение, но мама продолжала меня держать дома. Я хотела хотя бы начать работать, например, на автозаправке моего отчима. Когда он услышал об этом, он сказал: «Без проблем!» Но как и со школой — время шло, ничего не происходило. Как я уже говорила, соцсети были моим убежищем. Однажды я переписывалась с моим бывшим одноклассником, он мне нравился. Он пригласил меня в кафе, я согласилась. Для меня это было рискованное приключение: дома я сказала, что иду проведать кузину, которой 24 года. Она даже согласилась меня «прикрыть», если что. Свидание прошло замечательно, но через несколько дней этот парень позвонил в дверь моего дома, открыла мама, я стояла как раз за ее спиной. Парень спросил: «Ясмин дома?», мама начала кричать: «Ты кто такой и по какому праву ломишься к нам в дом?» Он ответил: «Я — парень Ясмин». После этого мать закрыла меня в доме на две недели. А потом объявила: «Пакуй вещи. Ты едешь в Палестину к сестрам!»

— Читайте также:

Моя свадьба

Я была в Палестине последний раз, когда мне было 10 лет. Я помнила только, что там было очень пыльно и жарко, ни одного дерева. Арабский я практически не знала. Когда мы ехали с мамой и бабушкой в аэропорт, я потребовала, чтобы мне показали мой обратный билет в Штаты. Маму это задело, но она достала его и показала мне. Мне стало немного легче на душе. Сестер я была рада видеть. Обе жили в городе Рамалла, где у бабушки был дом. Две недели мы общались, они даже подтрунивали над моим злосчастным свиданием: «Ты с ума сошла — встречаться с белым парнем!» Через две недели они вдруг усадили меня в комнате и стали причесывать и делать макияж. Мне это понравилась — дома мне запрещали краситься. Я спросила, что за повод? Они ответили, что мы ждем гостей. И гости пришли. С сыном, которому был 21 год. Он и его родители заговорили со мной по-арабски, я поняла, что они спрашивают, сколько мне лет. Я сказала, что мне 15. Парень после ответа показался мне растерянным. Еще несколько дней спустя точно так же в доме появилась еще одна семья с сыном, который был некрасивый, щербатый, меньше меня ростом. Он мне ужасно не понравился, но мои родственники сказали, что у него есть работа и дом, и этого достаточно. Только тогда я поняла, что мать и бабушка привезли меня сюда, чтобы выдать замуж и оставить меня здесь. Я была в ярости. Я кричала на мать: «Как ты могла так поступить со мной? Я же твоя дочь!». Мама плакала, думаю, ей было непросто в тот момент, но она считала, что это самый лучший вариант для меня. Ну а я почувствовала, что меня предали. А следом в комнату зашла бабушка, она ударила по щеке и воскликнула: «Как ты смеешь так неуважительно относиться к матери?», а затем повернулась к маме и сказала: «Видишь? Ей это нужно. Иначе как она научится уважению?» Я никогда особо не любила свою бабушку, но в этот момент я ее просто возненавидела. Дата свадьбы была назначена на 30 сентября. Я угрожала матери, что сбегу, но она только и отвечала: «Если не выйдешь за него, найдем для тебя партию менее приятную». Мои сестры только усугубляли ситуацию, говоря, как же мне повезло. За несколько дней до свадьбы одна из них все-таки призналась, что ее так же выдали замуж против воли: «Я кричала, сопротивлялась… Но в конце концов я научилась его любить. Научишься и ты».

Я не помню церемонию. Все слилось в одно цветное пятно. Но я помню, как когда он попытался поцеловать меня в щеку, мать зашипела: «Поцелуй его!». Я не смогла. После празднования мои сестры болтали о первой брачной ночи, они даже сказали, чтобы я написала им, как все прошло. Я ненавидела их. Ненавидела!

День свадьбы

Моя первая брачная ночь была ужасной, единственное, за что я благодарна мужу, — он не был жестоким. Могло быть намного хуже. У меня начались сильные головные боли, вызванные стрессом, и я использовала их как предлог, чтобы не ложиться с ним в постель. Большую часть времени мы проводили вместе с его семьей. Я искала способы решения той ужасной ситуации, в которой оказалась. Для этого мне нужен был интернет. И я нашла его в доме своей свекрови. Когда муж уходил на работу, я шла к ней помогать по хозяйству. Однажды я попросила разрешения воспользоваться компьютером, получив согласие, я зарегистрировалась в Facebook и написала подруге, с которой училась в третьем классе. Я рассказала ей обо всем случившемся.

Она немедленно написала, что это нелегально. У меня был еще один друг в Facebook, мусульманин из Техаса. Когда я ему все рассказала, он посоветовал звонить в посольство и даже прислал номер. Мое сердце бешено колотилось, когда я записала его на клочке бумаги и спрятала в карман. Наконец я собралась с духом, чтобы позвонить, это случилось 14 октября. Мне ответил мужчина, Мохаммед, который спросил имена моих родителей и адрес в Штатах. Я больше ничем не могла подтвердить свое гражданство – я не знала номера страховки и не имела на руках паспорт. Он сказал, что все в порядке, но ему нужно доказательство, что я действительно вышла замуж – сертификат о заключении брака. Но я не знала, где он. Потом он попросил назвать фамилию мужа, и я поняла, что тоже не имею об этом понятия.

Мохаммед сказал, что выйдет на связь, как только проверит информацию. С тех пор он звонил мне несколько раз. И я все-таки узнала фамилию мужа, которая по стала и моей.

На свободу!

3 декабря Мохаммед дал мне номер службы такси и адрес отеля, сказал, чтобы я была там на следующий день в 11.00. Утром я дождалась, пока мой муж уйдет, собрала свои вещи, включая золото, которое подарила моя семья на нашу свадьбу, и набрала номер такси. В этот момент я поняла, что не знаю адреса, где живу. Я назвала крупный магазин поблизости и побежала навстречу такси, молясь, чтобы никто меня не увидел.

Фото из выпускного альбома

Сотрудники посольства обыскали меня – по соображениям безопасности, чтобы проверить, нет ли на мне бомбы. Мне было все равно, они могли делать что угодно – я была так близка к свободе! Мы поехали в американское посольство в Иерусалиме, где я заполнила все необходимые бумаги. А вечером в компании дипломата и двух охранников я отправилась в аэропорт, чтобы сесть на рейс до Филадельфии. После пересадки я летела в Чикаго, рядом сидел парень, который спросил, сколько мне лет. Я сказала, что 15. Он заметил, что я слишком юна, чтобы самой лететь в самолете. Если бы он только знал, что я пережила…

По прилету у меня было 20 минут, и я открыла Facebook. Сначала я прочла письмо от сестры, которая писала, как она ненавидит меня и никогда не хочет видеть снова. Затем увидела чат моих сестер с мамой и теткой. Одна из них написала, что я разрушаю репутацию семьи. Мне было больно читать все это, но я знала, что сделала правильный выбор.

Новое будущее

Первые полгода я жила у женщины, которая до этого уже усыновила несколько детей. Было нелегко – она очень религиозна, и заставляла нас ходить в баптистскую церковь каждую субботу и воскресенье. Но все равно так было намного лучше. Убедилась я в этом, когда увидела свою мать в суде. Я застыла как вкопанная, а она сделала вид, что не знает меня, что я не существую.

Несколькими месяцами позже я давала показания в суде. Моя мать и ее адвокат показали фото со свадьбы, где я улыбаюсь, и отметили, что я выглядела счастливой и хотела выйти замуж. Я должна была объяснить суду, что я улыбалась, чтобы выжить, и моя мать все это время знала, что я не хочу замуж. Поэтому я сказала, что она лжет и разрыдалась. Все те чувства, которые копились внутри меня, наконец прорвались.

После того слушания я официально осталась под опекой штата Иллинойс. Я пошла в девятый класс, сменила три приемные семьи. Главным для меня было выжить и дожить до 18 лет, когда я смогу стать самостоятельной. И когда я встретила очередных опекунов Кэрри и Марвина, особых надежд не питала. Мне нужно было время, чтобы открыться им. Но я оказалась неподготовленной к тому, что в день нашей первой годовщины совместного проживания они предложили мне удочерение. Я была шокирована! Они хотели стать для меня настоящей семьей. И я согласилась. Впервые в жизни я могла не бояться, что меня выгонят, разложить свои вещи в комнате и все было в порядке, впервые я была в безопасности.

Я только что окончила школу. Я стала первой из моей биологической семьи, кто получил образование! Я получила стипендию и буду изучать коммуникации и компьютеры, учитывая, что именно технологии так помогли в моем спасении. Я счастлива, что наконец я имею право выбора – что носить, с кем встречаться, за кого выйти замуж и в конце концов кем хочу быть.

Главное фото: Джон Броули

По материалам: seventeen.com, childrensrights.org

Последние исследования показали, что в Кыргызстане растет число браков, заключенных с девочками не достигшими своего совершеннолетия. По данным национального обследования «Гендер в восприятии общества» 12,7% девушек в возрасте 15-49 лет вышли замуж несовершеннолетними.

При этом отмечается, что чаще всего такие браки заключается в сельской местности – 14,6%, в городской местности – 9,2%.

Нуриза выросла на окраине Бишкека, вышла замуж в 15 лет и уехала в Талас. Она рассказала K-News , историю своей жизни: о том, как ее насильно выдали замуж в 9-м классе и как сложилась ее судьба.

Помолвка

Я пришла в дом мужа в 15 лет. Конечно было страшно, я ничего не понимала. Вчера еще строила глазки мальчикам из параллельного класса и даже не задумывалась о семейной жизни. Я думала, замужество еще далеко и планировала строить семью как минимум лет через 10, но мои родители думали иначе.

50% респондентов готовы отдать своих дочерей замуж в юном возрасте, в случае если жених «хороший человек».

В 9-м классе, в середине учебного года, родители серьезно поговорили со мной о замужестве. Думала они поговорят и успокоятся, но нет … они начали подбирать мне женихов. Мама специально ходила в гости к друзьям и знакомым, чтобы найти мне мужа. Усиливалось психологическое давление на меня. Я ничего не могла им ответить, так как была воспитана, что слово родителей для меня закон. Я могла только плакать втихую и не показывать свое несогласие. Я даже не могла выбрать человека, с которым проживу всю жизнь.

Во время зимних каникул мне все-таки нашли жениха. Ему было 23 года, закончил Академию МВД, будущий милиционер. До свадьбы я видела его лишь раз, когда нас познакомили, мне надели серьги, таким образом «забронировав» меня. Родители были счастливы, что породнятся с уважаемой семьей, его отец был полковником милиции.

Учебу, конечно, я закончила кое-как, потому что подготовка к свадьбе отнимала все мое время. Я хотела стать адвокатом, защищать права людей и мечтала поступить в университет. Но, увы, теперь этому не бывать. Семья мужа была в предвкушении новой прислуги.

Свадьба

Свадьбу сыграли в мае того же года. Сторона жениха выдала нам калым, маме и тетушкам надели золотые украшения и взяли на себя все расходы по свадьбе. Меня увезли в новый дом.

На свадьбе было очень много родственников мужа, около 300 человек. С моей стороны были только родственники. Для моих друзей мест не было. Вечер стал для меня испытанием – муж напился, друзья напились и даже стали приставать ко мне. На этом испытания не закончились, впереди первая брачная ночь.

После торжественного вечера, мы приехали в дом жениха. Тетушки мужа подготовили для нас «кошого» и оставили наедине. Весь вечер я боялась этого момента и хотела, чтобы все произошло быстро. Однако пьяный муж меня избил, а потом изнасиловал. Я ничего не могла сделать… я могла только тихо плакать.

Наутро тетушки проверили меня на невинность. Они схватили простыню с кровью и побежали показывать всей родне. Мне было больно и стыдно.

В Кыргызстане 89% людей считают девственность залогом счастливой супружеской жизни

Моя свекровь была строгая. Она все время помыкала мной. За любое неправильное действие, она обзывала меня тупицей и даже била по голове. Муж тоже меня бил и насиловал, когда приходил домой пьяный. Однажды он меня так сильно ударил, что я отлетела и ударилась головой об стену. Кровь лилась рекой, муж просто вышел из комнаты, а свекровь когда увидела меня, только сказала «Что лежишь? Уберись и отмой стену от крови!». В больницу я так и не сходила.

Когда я об этом пожаловалась маме, она сказала, чтобы я терпела, ведь все невестки проходят через это. Я действительно думала, что с каждой девушкой так обращаются.

Готовы оправдать детские браки по различным причинам 81% респондентов

Наследник

Через месяц, я узнала, что беременна. Родственники обрадовались этой новости и потребовали, чтобы я родила мальчика. О девочке не могло идти и речи, ведь им нужен наследник.

Во время беременности ничего не изменилось, я делала всю домашнюю работу и даже убирала загон со скотом и следила за огородом. На пятом месяце беременности у меня появилась угроза выкидыша и меня положили на сохранение, вот тогда они и поняли, что беременных нужно беречь.

Через три месяца я родила прекрасную дочь, родственники мужа были недовольны. После родов, они еще больше стали загружать меня домашней работой. Я еле успевала следить за ребенком, дочь мою они не любили.

Через полгода я снова забеременела, хотя врач предупредил меня, что нельзя в течение двух лет рожать. На этот раз, меня стали меньше нагружать домашней работой.

Беременность проходила спокойно и через 9 месяцев я родила сына. Семья мужа устроила той. С ребенка сдували пылинки и обращались с ним как с принцем. Было обидно за дочь, которая ни в чем не виновата, муж ее даже не замечал. Через год я снова забеременела, как узнала, сразу сделала аборт в тайне от всех. Мой бунт прошел незамеченным. В прошлом году я снова родила дочь, но муж требовал сына.

В этом году будет 10 лет, как я пришла в дом своего мужа. Мне 25 лет и у меня трое детей. Дочь и сын учатся в школе. Отношение ко мне за эти годы не изменилось. Муж, как и прежде, пьет и избивает меня периодически, а свекровь не стала мне мамой, как в других семьях. В семье я не более чем прислуга и должна заниматься хозяйством.

Вся моя надежда на моих детей, особенно на дочерей. Я никогда не пожелаю им такой судьбы как моя. Они должны закончить вуз и стать высококлассными специалистами.